Ошибаюсь, обжигаюсь, Иду дальше, улыбаюсь!
читать дальшеГлава 11
Долго топтать дивный, но чужой сад несподручно. Стоило выбираться к людям, чем бы это не грозило. Фани поправила легкую струящуюся ткань и неуверенно выглянула из беседки наружу. Ни души. Только за стройными кипарисами виднелась каменная стена одноэтажного дома. Прекрасный барельеф и цветные фрески услаждали взор. То ли аттическая стилизация, то ли… лучше не думать. Цветы в саду и вычурные деревья, казалось, дополняли кисть художника. Вечный Эдем, если б не звенящая тишина. Она настораживала не хуже оглушительных воплей. Нервное напряжение висело просто в воздухе. Замер даже порыв ветра.
Неуверенные шаги вперед. Обогнула резную скамейку. Под ногой оглушительно хрустнула сухая ветка. Девушка вздрогнула всем телом. По законам жанра сейчас выскочит маньяк-вурдалак-убийца-террорист. Помедлила, с подозрением оглядывая ближайшие кусты. Ничего. Еще несколько шагов по дорожке, завернула за угол и уперлась носом в высокие каменные ворота, заваленные изнутри строительным мусором: бревна, каменная крошка, грубо обтесанные «валуны». Вскочила на ближайший, вскарабкалась на соседний и попробовала дотянуться до верха. Сандалии скользили, острые камни царапали кожу; немного усилий и вот уже сидит верхом на декоративном «зубце». По ту сторону такое же подозрительное запустение. Ощущение, что жители внезапно исчезли: пустые дома, бесшумные улицы, перевернула бочка с дождевой водой и слабый ветерок гоняет перекати-поле. Внизу жалобно мяукнула кошка. Фани опустила глаза и наткнулась взглядом на сломанное древко копья. Скорее всего, оружие треснуло из-за удара о стену. Под образовавшейся щелью дрожал худющий котенок. Поколебавшись, девушка спрыгнула. Нечастное животное в чем-то перепачкано. Дотронулась до слипшейся шерстки. Знакомый запах. На пальцах остался бурый след. Кровь? Но «котейка» выглядела вполне здоровой. Фани нахмурилась.
Какая-то мысль, словно зудящий комар подсознательно беспокоила. Попыталась откинуть возникшие проблемы, разбегающиеся мысли и подступающую панику. Что? На кончиках пальцев от напряжения выступили капельки воды, точно роса на траве.
Вот оно!
Нити силы вокруг непривычно нечеткие, словно подернуты дымкой костра. Попробовала потянуть и с ужасом осознала: сила течет таким тоненьким, незначительным ручейком, что теперь вряд ли сможет защитить себя в полной мере. Предсказуемо. Кольцо потеряно, сил на стихийное перемещение ушло не мало, а инициация далека от завершения. Чтобы пополнить запас энергии, следует искать насыщенный магией реликт. В противном случае она здесь надолго. Если не навсегда. Мысль ужасала до дрожи.
Попыталась вспомнить «социально-географическую комплектацию» полисов эллинского мира. Перед глазами упорно вставали руины Пелопоннеса. Нужные мысли бестолково разбегались, интуитивно двинулась в сторону главной площади. Обычно там происходили наиболее знаковые мероприятия. Возможно сегодня Олимпийские игры или праздник? Чем еще объяснить безлюдные улицы? Ответ на вопрос получила буквально через десять минут. Долго блуждать по узким, но прямым как стрелы Аполлона улочкам не пришлось. Все пути вели к городской эспланаде. Тут и впрямь развернулось важное для города событие.
Война, нападение, смерть и агония. Черно-багряной палитрой окрашена жизнь неизвестного полиса. Ирреальная интерлюдия заставила усомниться в собственном рассудке.
Вокруг полыхал город, стоял дым и чад; слышался плач детей, крики и стенания взрослых. Истошно выли испуганные животные. Жители погибающего полиса, отчаянно защищали оставшееся добро от алчных воинов-мародеров. Кровь лилась ручьем. Солдаты хватали женщин и детей, жестоко надругавшись, бросали, как не нужный хлам, следовавшим по пятам как коршуны, работорговцам. Слабых, больных и стариков безжалостно убивали на месте. Предсмертный хрип заглушал проклятия.
Помертвев, Фани смотрела на бойню, не в силах сдвинуться с места. Внутренности скручивало в пароксизме отчаяния. Еще мгновение и можно сойти с ума. Легкая ткань покрылась пятнами. Пыль, гарь стояли столбом. Носоглотку нестерпимо резало, хотелось чихать и кашлять. Содрогнулась, когда рядом рухнуло чье-то тело. Тонкая красно-черная струйка потекла к ногам. Нет, это не правда: сон, стереофильм, сумасшествие, гипноз только не реальность. Ком встал в горле, невозможно вздохнуть.
Утверждение власти огнем и мечом во все века принимало уродливую форму. Но как ужасает живая кровь, неподдельные страдания.
Девушка почувствовала легкое прикосновение и моментально вышла из транса. Резко обернулась, готовая дать бой. На расстоянии руки пугливо озиралась молоденькая девушка лет пятнадцати. Черные курчавые волосы, чуть с горбинкой нос и маленький пухлый рот. Красивые черты искажены маской ужаса и боли.
— Ненормальная! Хочешь быть проданной в рабство? — Сорванным голосом хрипела она. Простая одежда выдавала особу не знатного рода.
— Да ладно? — Недоверчиво фыркнула блондинка. — Что-то не вижу цепей и колодок.
— Ты что всю жизнь в пустыне прожила, вдали от людей? — Возмутилась девушка и толкнула куда-то в сторону.
— Но… а…
Путешественница во времени настолько растерялась, что не смогла толком сформулировать ускользающую мысль. Молоденькая незнакомка, чего-то сильно испугавшись, закрыла Фани рот рукой и увлекла под стоящие неподалеку возы. Через минуту около них проехало несколько воинов. Аристократы-дружинники выгодно отличались от рядовых наемников. Красивая, хоть и пыльная одежда, не трофейное вооружение: меч и длинное копье, сарисса. На голове шлем без гребня и короткая блестящая на солнце кираса.
— Кривой реорганизовал армию, отталкиваясь от фиванского образца. Дикари. — Презрительный плевок в пыль.
К счастью, девушек не заметили. Только пробегающая мимо побитая дворняга бросила тоскливый взгляд.
— Какого образца? — Холодея, переспросила Фани. — И кто такой «Кривой»?
— Филипп II, сын Аминта. В одном из сражений был ранен в бедро.
— А-а-а. — Задумчиво протянула блондинка, словно имя что-то сказало. Новая знакомая проницательно прищурилась.
— Странная ты. По одежде — свободная женщина, но где пряталась все это время? Город взят в кольцо. Из знати никому не удалось бежать.
— Да что вообще происходит?!
Пока незнакомка сквозь стиснутые зубы взволнованным, свистящим шепотом рассказывала о кровавом штурме города, Фани судорожно вспомнила, что знает об обычаях и нравах эллинского общества. В глупую голову лезли обрывки легенд, гротескные мозаики и отрывок стихов из «Метаморфоз» Овидия. Попробуй придумать правдоподобную историю, когда толком не знаешь, где ты и что происходит. Незнакомка продолжала дотошно изучать лицо, одежду, словно силясь признать, но не узнавала. Нахмурилась.
— Как зовут тебя?
— Ференика. — «Дай Бог с именем угадать» Тоскливо подумала про себя Фани.
— Ты не фиванка? — «Лучше не рисковать»
— Нет, — спартанка.
— Ври больше. Ференика — македонское имя. А по законам свободной Спарты, им не дозволено носить украшения и вычурные одеяния. А ты сама, как произведение искусства. Больше на гетеру похожа.
Фани обиженно засопела. С кем только в последнее время не сравнивали. С другой стороны «гетера» в древнем понимании, это далеко не синоним «легкого поведения», скорее «мудрая подруга». В Древней Греции жена рожала наследника, с наложницей делили ложе, а гетера услаждала слух пением, взор — танцами, а ум — красивой беседой.
— Я жила очень уединено. Не знаю даже, что происходит в стране.
— Где?
— В полисе. Почему вас атаковали? Война?
Фиванка грустно покачала головой.
— Новый македонский царь требует признать его общегреческим гегемоном?.
— А старый где? — Не вдаваясь в подробности, уточнила девушка.
— Откуда ты свалилась на мою голову?! Убили Филиппа! К власти пришел Александр. Вот видишь, как утверждает право на власть. Огнем и мечом.
— Какой Александр?
— Македонский.
Фани тихо охнула, пытаясь переварить услышанное. Уточнить эпоху стало жизненно необходимо.
— Хочешь сказать, это зверствует армия Александра Великого? — Блондинка стала позорно заикаться. Фиванка скептично поморщилась.
—Чего испугалась? Хуже все равно не будет. Мои почти все погибли. Отца уволокли. А он известный философ не только в Фивах.
— Как тебе удалось спастись?
— Сначала осталась жить от неожиданности. Слишком уж внезапно напали на великий город. В наш дом ворвались озверелые враги. Топтали, грабили, убивали. Не жалели никого. Безоружных людей, еще вчера уважаемых граждан, согнали в толпу, как стадо. Тех, кто отстали или не могли идти, нещадно колотили тупыми концами копий, остальных согнали за ограду, подобно овцам. Меня охватило оцепенение. Я спряталась под копной сена, благо никому не пришло в голову ее подпалить. Пару раз ткнули копьем, но жалостливые боги уберегли от увечий. Внезапный поворот судьбы для тех, кто вырос в почете и славе. — Девушка замолчала, зло стирая набежавшие слезы. — Я убила бы себя раньше, но хочу узнать, жив ли отец. Он добрейший человек во всей Элладе, если жив и в рабстве, стану портовой блудницей, воровкой, но наберу денег для того, что выкупить его. Только для этого и осталась жить.
Белая, как мел Фани, робко погладила девушку по плечу.
— Как тебя зовут?
— Харитина. — Сколько гордости прозвучало в красивом мелодичном имени. Приглушенные голоса, шаги, шелест. Фани вздрогнула, прислушиваясь. Показалось или…? Незаметно высунулась. Две громилы шарили в обозах.
Главный контингент македонской пехоты составляли дружинники — педзетайры. Они имели большой бронзовый щит, короткий меч с широким клинком, кинжал и сариссу. Носили каску аттического типа с небольшим гребнем, кирасу и поножи. Происходившие из одной местности, они образовывали отдельный «полк» — таксис, который мог выполнять специальные тактические и стратегические задачи. В пехоту входили так же гипасписты — воины низшего ранга, слуги дружинников, их оружие: меч и легкий щит (пелта). Именно их пришлось лицезреть. Видимо осмотр чужого имущества не принес желаемых результатов, так как до слуха девушек доносились приглушенные проклятия. Лицо Харитины почернело от бессильной злобы и жгучей ненависти.
— Проклятые собаки. Захлебнулись бы в невинной крови!
Воин, стоявший ближе, замер и настороженно обернулся. Подумал и знаком подозвал приятеля. Лицо финикийки приобрело зеленоватый оттенок. В отчаянии истово зашептала давнишний наговор от зла. Странно, но только теперь Фани сообразила, как легко понимает незнакомый ранее язык. Если на старофранцузский времен Филиппа Пуатье, делала скидку, то знание древних палеобалканских языков вызывало тревожное недоумение. Адаптационный дар мастеру пространства и времени? Вполне возможно.
Однако языковые изыски отвлекли от насущных проблем. Позже Фани могла только удивляться неожиданному эмоциональному ступору. Видимо мозг перенасыщенный впечатлениями, отказывался здраво воспринимать риск. И вскоре в полной мере ощутила опасность.
Горожанка мелко дрожала и жалась к плечу. Так загнанное животное интуитивно ищет укрытие. Иррационально страх заразил Фани. Блондинка постаралась успокоиться, стала глубоко дышать, концентрируя энергию в районе диафрагмы.
Возникшие из неоткуда воины опрокинули легкий воз. Сено рассыпалось, оставляя тучи мелкой крошки и пыли. Кашель буквально разорвал легкие. Глаза залепило трухой, ручьем потекли слезы. Горло царапало и першило. Дезориентация позволила с легкостью пленить девушек. Повалили, скрутив руки за спиной. Фани запуталась в собственной одежде. Браслет острым фрагментом немилосердно впился в кожу. Солдаты не ограничились пошлыми шутками и масляными взглядами. Жадные руки под одеждой привели в состояние дикого бешенства. Связанная ремнями, кусалась, лягалась, плевались, без устали ругаясь на всех языках. Не привыкший к тому, что забитые жены могут дать отпор, гипаспист в первую минуту отступил, но вскоре вросшие в кровь умения дали о себе знать. Да и товарищ поспешил на помощь. Получила пару увесистых оплеух и щитом по спине. Оглушенная повалилась на землю. Для острастки еще несколько раз приложили ножнами. Закаленные в боях наемники не церемонились. Оставалось только тихо скулить от боли.
Пугало то, что почти не чувствовала магические нити. Энергетические каналы тускло мерцали, приходилось изо всех сил напрягать внутренний взор, до боли концентрировать энергию в районе диафрагмы. Точно не ремни, а путы из антиматерии стягивают руки-ноги.
— Думал, только спартанок учат сражаться. — Вытирая со лба пот, уважительно произнес один из них.
— Не похожа на лакедемонянку. Посмотри, какая нежная кожа, дорогие украшения, взгляд госпожи, а не рабыни. Иностранка. Такой странный акцент.
— Кажется, знаю, что с ней делать! — Зловещий смех не предвещал ничего хорошего. Фани побилась лбом о землю. Виски прострелила паническая мысль: надеюсь, ее не принесут в жертву какому-нибудь Аресу?
— Золото сними. Только аккуратно — не рви уши.
— Слышала, ведьма? Дернешься — изуродую.
Подобная перспектива заставила покориться и даже не дышать. Воин быстро сорвал украшения, пренебрегая замочками. Довольно потряс добычей и сунул в мешок на поясе.
Фани забросили поперек трофейной лошади. Волосы упали на лицо, закрывая обзор. Но и того, что видела, хватило с лихвой.
Наперсницу по несчастью ждала более скорбная участь. Харитина не сопротивлялась насилию, лишь плотно закрыла глаза, кусала губы и беззвучно плакала. Почему-то это молчаливое отчаяние потрясло больше, чем множество смертей вокруг. Фани мелко дрожала от ужаса и бушующего в крови адреналина. Боли в немеющих конечностях не чувствовала, шок заглушил все. Усилием призвала нити силы, но те, словно в насмешку, проходили сквозь, залечивая ссадины, но не концентрировались на кончиках пальцев.
После того, как удовлетворили похоть, негодяи поволокли фиванку в неизвестном направлении. Блондинку ждала дорога. Висеть вниз головой на движущемся животном оказалось не самым приятным. Желчь подкатила к горлу, перед глазами плыло. Еще мгновение и потеряет сознание.
***
— Красотка, хоть и не фиванка! Юная, свежая, если б только не была солдатской добычей. — Обрадовался толстый, низенький с бегающими глазками торговец человеческим товаром. Гипаспист справедливо возмутился и даже пригрозил оружием. Торговец для вида согласился, но стало понятно — мнение не изменил. Толстые пальцы, унизанные перстнями, проверили гладкость кожи, упругость мышц, белизну зубов и шелковистость локонов. После тряски, равнодушная ко всем иным раздражителям, Фани не сопротивлялась. Хотелось лечь и умереть. Ее дважды стошнило, прежде чем толстяк опомнился и приказал чем-то отпоить. Зубы стучали о край круглой глиняной чаши, но девушка жадно пила тепловатую влагу. Позже поняла: в воду добавили какое-то притупляющее сознание зелье. Наспех умыли, смазали маслом с резким запахом и крепко привязали к столбу, как скотину. Благо под навесом, ибо палящее солнце не должно повредить тонкую холеную кожу.
Торговец стал громко зазывать покупателей. Фани почувствовала, как подгибаются колени. Медленно осела. Перед глазами плясали черные точки. Паника накрыла с головой, хотелось вывернуться, выдернуть руки, не замечая кровавых ссадин. Только вялое тело не слушалось. Сложно сжать ладонь в кулак, поднять голову, под веки точно насыпали песок.
Постепенно вокруг прекрасной невольницы собралась внушительная толпа. Цена на Фани росла с умопомрачительной быстротой. Алчный торговец только руки потирал, стимулируя ажиотаж, сдернул с девушки последний покров, та успели лишь придушенно пискнуть и крепко зажмурилась. Такого и в страшном сне не привидеться. Восхищенный вдох пробежал над площадью.
«Похотливые сволочи»
Торговец не переставал расхваливать «товар».
— Само кротость и доброта. Ласковая, покорная кошечка, будет нежно преданна своему хозяину. Ее голос подобен журчанию источника в жаркий полдень, она прекрасно поет и декламирует. Знает речи многих философов.
«Вот загнул. Из философов помню только Ницше и то, что человек человеку — волк»
Голоса звучали все громче, цена перебивала цену.
Вдруг наступила мертвая тишина. Минута, другая. Рискнула открыть глаза. Перед ней стоял интересный юноша лет двадцати не больше. Сложив руки на груди и чуть наклонив голову влево, демонстративно изучал ее. Так смотрит художник на полотно или мастер на скульптуру. Впервые Фани в полной мере ощутила, что такое «рабство». Когда ты не ты, а предмет купли-продажи. Оторопь пробирает до костей. Испуганно оглянувшись, девушка вернула неизвестному пристальный взгляд. Пурпурная туника натолкнула на мысль, что «покупатель» не простой смертный, а элита. Светлокожий рыжеватый блондин. Белизна кожи такова, что местами переходила в красноту, особенно на груди и на лице. Выше среднего роста, без тяжеловесной мускулатуры. Интересное лицо, не красавец в классическом понимании, скорее хитрец. В глазах светилось неукротимое пламя. Позади сурового незнакомца распахнулись златые врата. В пульсирующей середине материализовался «круг существования», разделенный на две части S-образной кривой: темную и светлую. Врата пульсировали невиданной мощью, тьма сменялась светом, а свет — тьмой. Наблюдать за сбалансированной динамикой противоположных сил можно бесконечно. Перед внутренним взором вспыхнула пламенем золотая нить. Языки тянулись к вратам. Незримый поток силы окутывала молодого человека с ног до головы. Еще один ключ. Последняя надежда открыть врата в родной мир, привычное измерение.
Вот только нет свободы передвижения, нет возможности поговорить, удержать.
«Боже, за что?!»
— И что ты думаешь? — Обратился юноша к одному из сопровождающих. Тот оказался тонким в кости, почти изящным курчавым брюнетом. Подошел ближе изучил лицо, линию шеи и плеч с восхищением медленно опустил глаза.
Фани вспыхнула. От стыда закружилась голова, пересохло во рту. Сковало мерзостное ощущение беспомощности. Что если выхода нет, и она навсегда останется в незнакомом городе, среди неизвестных порой жестоких людей… рабой?
— Не поверил бы, если б не увидел собственными глазами. А ты говорил: критяне всегда врут.
— Это не я говорил, а Гефестион.
Блондин ухмыльнулся и бросил в сторону.
— Последняя цена?
— Сорок мин.? — Угодливо, но все же с ноткой опасения ответил толстяк. На всякий случай отступил и тихо предложил: — Могу сбросить.
В толпе послышался изумленный шепот. Торг столь оживленным, что на цену никто не обращал внимание. А она выросла воистину до небес.
— Неарх, забери девушку. Я покупаю ее.
Фани не стала сопротивляться. Логичнее вцепиться в ключ, как в спасательный круг. Даст Бог не бросит на растерзание львам.
Ее живо отвязали, смазали натертые руки пахучей мазью и перевязали чистой тряпицей. Чужие руки накинули на плечи пеплос: женскую верхнюю одежду из легкой ткани в складках, без рукавов достигавшую земли, оставлявшую один бок открытым.
Девушка облегчено вздохнула, все же древнегреческий «эксгибиционизм» претил. Неарх, или как там его зовут, весело подмигнув, подхватил на руки, точно сама ходить не умела. Так и отнес к лошади. Фани почувствовала, как тошнота стремительно возвращается. Благо усадил нормально, хоть привычного седла и не было. Парень легко запрыгнул позади нее и приобняв, разобрал повод. Девушка приуныла, неужто суждено, чтобы все мимо проходящие лапали и многозначительно усмехались?
— Кто ты?
— Рабыня. — Тоскливо представилась.
— О, какая гордыня. — Расхохотавшись, чмокнул в открытое плечо. Ты не фиванка?
— Почему нет? — Местные дамы сугубо брюнетки или на лбу имеется знак отличия? Почему ни у кого не возникает сомнений, что она чужестранка?
— Говор непривычный, а у меня идеальный слух. — Ответил на невысказанный вопрос Неарх. — Как ты очутилась в Семивратных Фивах?
— Самой интересно. Ничего не помню. Очнулась в одном из домов. Вышла на улицу и сразу попала в переплет.
Парень нахмурился. Чтобы не интриговать боле, чем нужно, Фани поспешила спросить, что вообще происходит, отчего полис штурмовали. Неарх не стал лукавить. Говорил, как пел:
— Просочились сплетни, что Александра нет в живых. Фивы живо провозгласили независимость. Пришлось македонскому войску наглядно демонстрировать мощь и величие владыки.
— Но разве стоила банальная ошибка стольких смертей?
— Это не ошибка. Македонское войско разбило у Фив лагерь, чтобы исчезли сомнения: Александр жив и правит по-прежнему. Оставалось решить вопрос – вести переговоры или сражаться. У горожан было чудесное дипломатическое объяснение, оправдывающее их поведение. Если бы Александр действительно погиб (как они думали), тогда договор о союзе потерял бы силу (поскольку владыка не оставил никаких распоряжений), отсюда провозглашение независимости вполне законно. Прояви жители добрую волю, подтвердив верность Александру — эта история была бы забыта. Однако фиванцы проявили неожиданное упорство. Вместо того чтобы, начать переговоры, совершили вылазку, во время которой погибло несколько македонских воинов. Александр на другой день обошел город с юга и занял позицию у Ворот Электры, по дороге на Афины. При первом появлении войска правительство Фив приняло решение, единогласно одобренное народным собранием: сражаться. Позже многие высказались за то, чтобы начать переговоры. Однако зачинщики не терпели компромиссов. Они не собирались сдаваться без борьбы. Взбешенный неповиновением Александр решил «разрушить город до основания. Но прежде сделал последнее заявление. Все желающие могли перейти на его сторону, чтобы «жить в мире внутри Эллинского союза». В случае выдачи двух главных зачинщиков восстания остальные получали помилование. Ответ фиванцев был нарочито вызывающим, и это решило их судьбу. С самой высокой башни в Фивах герольд объявил, что они согласятся на переговоры, если македоняне прежде выдадут Антипатра и Филота, провозгласил, что все, кто хочет, могут прийти и присоединиться к великому царю Персии и Фивам в борьбе за освобождение Греции от тирана. Подобными заявлениями, да еще с упоминанием возможного союза с Персией, фиванцы жаждали смутить льва. Тот пришел в неописуемую ярость и поклялся, что будет до конца преследовать фиванцев и покарает их страшной карой. И как обычно, сдержал слово. Осадные машины пробили бреши в палисадах. Горожане отчаянно бились вне стен города и стали теснить македонян, даже когда царь пустил в ход свои резервы. Но в решающий момент Александр заметил, что стражи оставили боковые ворота, и послал отряд во главе с Пердиккой внутрь крепости, чтобы иметь дело с осажденным гарнизоном. Тот блестяще выполнил задачу, несмотря на то, что сам был тяжело ранен. Как только фиванцы узнали, что враг проник за городские стены — пали духом. После контратаки обратились в бегство. За этим последовали уличные бои, превратившиеся в резню. Свидетельницей, которой ты стала.
— Но женщины, дети, старики. Это слишком жестоко!
— Александр восстановил порядок. Издал приказ, запрещающий убийства фиванских граждан. Они будут проданы в рабство. — Македонская казна очень нуждается в деньгах. Добавил про себя Неарх. — Обе стороны похоронили павших. Александр отправился на заседание Совета союза, где решили: «разрушить город, продать в рабство пленных, объявить вне закона изгнанников во всей Греции, а так же не разрешать никому из греков предоставлять им убежище». Город Эдипа и Тезея должен быть стерт с лица земли. В этом есть великая справедливость.
Девушка тактично удержалась от язвительных комментариев. Помолчав, нерешительно спросила:
— Могу узнать о судьбе двоих фиванцев? Случайно познакомилась с дочерью местного философа Харитиной.
Пристальный взгляд. Секундное раздумье и решительный кивок.
— Сделаю.
Фани благодарно кивнула, но изнутри грыз червячок сомнения. Что значит такая покладистость? Где логика? И что ждет впереди?
---------------------
1 Гегемон (греч. «вожатый, проводник, руководитель, наставник») — лицо, государство или общественный класс, осуществляющие гегемонию.Исторически термин использовался для обозначения звания руководителя или военачальника, наместника, реже — императора. На Втором Коринфском конгрессе Александр Македонский был провозглашен гегемоном Коринфского союза. В Новом Завете прокуратор Иудеи Понтий Пилат называется титулом гегемон (игемон).
2 Период между Пелопоннесской войной (434-404 гг. до н. э.) и завоеваниями Александра Македонского (334-325 гг. до н. э.) в Древней Греции рабы-ремесленники стоили 3-4 мины, руководители мастерских ("менеджеры" античного производства) - 5-6 мин, рабы, обладающие выдающимися способностями или знаниями, - 10-15 мин, а самые красивые наложницы или танцовщицы - 20-30 мин.
В Древней Греции 6 оболов = 1 драхме, 100 драхм = 1 мине, а 60 мин = 1 таланту.
Долго топтать дивный, но чужой сад несподручно. Стоило выбираться к людям, чем бы это не грозило. Фани поправила легкую струящуюся ткань и неуверенно выглянула из беседки наружу. Ни души. Только за стройными кипарисами виднелась каменная стена одноэтажного дома. Прекрасный барельеф и цветные фрески услаждали взор. То ли аттическая стилизация, то ли… лучше не думать. Цветы в саду и вычурные деревья, казалось, дополняли кисть художника. Вечный Эдем, если б не звенящая тишина. Она настораживала не хуже оглушительных воплей. Нервное напряжение висело просто в воздухе. Замер даже порыв ветра.
Неуверенные шаги вперед. Обогнула резную скамейку. Под ногой оглушительно хрустнула сухая ветка. Девушка вздрогнула всем телом. По законам жанра сейчас выскочит маньяк-вурдалак-убийца-террорист. Помедлила, с подозрением оглядывая ближайшие кусты. Ничего. Еще несколько шагов по дорожке, завернула за угол и уперлась носом в высокие каменные ворота, заваленные изнутри строительным мусором: бревна, каменная крошка, грубо обтесанные «валуны». Вскочила на ближайший, вскарабкалась на соседний и попробовала дотянуться до верха. Сандалии скользили, острые камни царапали кожу; немного усилий и вот уже сидит верхом на декоративном «зубце». По ту сторону такое же подозрительное запустение. Ощущение, что жители внезапно исчезли: пустые дома, бесшумные улицы, перевернула бочка с дождевой водой и слабый ветерок гоняет перекати-поле. Внизу жалобно мяукнула кошка. Фани опустила глаза и наткнулась взглядом на сломанное древко копья. Скорее всего, оружие треснуло из-за удара о стену. Под образовавшейся щелью дрожал худющий котенок. Поколебавшись, девушка спрыгнула. Нечастное животное в чем-то перепачкано. Дотронулась до слипшейся шерстки. Знакомый запах. На пальцах остался бурый след. Кровь? Но «котейка» выглядела вполне здоровой. Фани нахмурилась.
Какая-то мысль, словно зудящий комар подсознательно беспокоила. Попыталась откинуть возникшие проблемы, разбегающиеся мысли и подступающую панику. Что? На кончиках пальцев от напряжения выступили капельки воды, точно роса на траве.
Вот оно!
Нити силы вокруг непривычно нечеткие, словно подернуты дымкой костра. Попробовала потянуть и с ужасом осознала: сила течет таким тоненьким, незначительным ручейком, что теперь вряд ли сможет защитить себя в полной мере. Предсказуемо. Кольцо потеряно, сил на стихийное перемещение ушло не мало, а инициация далека от завершения. Чтобы пополнить запас энергии, следует искать насыщенный магией реликт. В противном случае она здесь надолго. Если не навсегда. Мысль ужасала до дрожи.
Попыталась вспомнить «социально-географическую комплектацию» полисов эллинского мира. Перед глазами упорно вставали руины Пелопоннеса. Нужные мысли бестолково разбегались, интуитивно двинулась в сторону главной площади. Обычно там происходили наиболее знаковые мероприятия. Возможно сегодня Олимпийские игры или праздник? Чем еще объяснить безлюдные улицы? Ответ на вопрос получила буквально через десять минут. Долго блуждать по узким, но прямым как стрелы Аполлона улочкам не пришлось. Все пути вели к городской эспланаде. Тут и впрямь развернулось важное для города событие.
Война, нападение, смерть и агония. Черно-багряной палитрой окрашена жизнь неизвестного полиса. Ирреальная интерлюдия заставила усомниться в собственном рассудке.
Вокруг полыхал город, стоял дым и чад; слышался плач детей, крики и стенания взрослых. Истошно выли испуганные животные. Жители погибающего полиса, отчаянно защищали оставшееся добро от алчных воинов-мародеров. Кровь лилась ручьем. Солдаты хватали женщин и детей, жестоко надругавшись, бросали, как не нужный хлам, следовавшим по пятам как коршуны, работорговцам. Слабых, больных и стариков безжалостно убивали на месте. Предсмертный хрип заглушал проклятия.
Помертвев, Фани смотрела на бойню, не в силах сдвинуться с места. Внутренности скручивало в пароксизме отчаяния. Еще мгновение и можно сойти с ума. Легкая ткань покрылась пятнами. Пыль, гарь стояли столбом. Носоглотку нестерпимо резало, хотелось чихать и кашлять. Содрогнулась, когда рядом рухнуло чье-то тело. Тонкая красно-черная струйка потекла к ногам. Нет, это не правда: сон, стереофильм, сумасшествие, гипноз только не реальность. Ком встал в горле, невозможно вздохнуть.
Утверждение власти огнем и мечом во все века принимало уродливую форму. Но как ужасает живая кровь, неподдельные страдания.
Девушка почувствовала легкое прикосновение и моментально вышла из транса. Резко обернулась, готовая дать бой. На расстоянии руки пугливо озиралась молоденькая девушка лет пятнадцати. Черные курчавые волосы, чуть с горбинкой нос и маленький пухлый рот. Красивые черты искажены маской ужаса и боли.
— Ненормальная! Хочешь быть проданной в рабство? — Сорванным голосом хрипела она. Простая одежда выдавала особу не знатного рода.
— Да ладно? — Недоверчиво фыркнула блондинка. — Что-то не вижу цепей и колодок.
— Ты что всю жизнь в пустыне прожила, вдали от людей? — Возмутилась девушка и толкнула куда-то в сторону.
— Но… а…
Путешественница во времени настолько растерялась, что не смогла толком сформулировать ускользающую мысль. Молоденькая незнакомка, чего-то сильно испугавшись, закрыла Фани рот рукой и увлекла под стоящие неподалеку возы. Через минуту около них проехало несколько воинов. Аристократы-дружинники выгодно отличались от рядовых наемников. Красивая, хоть и пыльная одежда, не трофейное вооружение: меч и длинное копье, сарисса. На голове шлем без гребня и короткая блестящая на солнце кираса.
— Кривой реорганизовал армию, отталкиваясь от фиванского образца. Дикари. — Презрительный плевок в пыль.
К счастью, девушек не заметили. Только пробегающая мимо побитая дворняга бросила тоскливый взгляд.
— Какого образца? — Холодея, переспросила Фани. — И кто такой «Кривой»?
— Филипп II, сын Аминта. В одном из сражений был ранен в бедро.
— А-а-а. — Задумчиво протянула блондинка, словно имя что-то сказало. Новая знакомая проницательно прищурилась.
— Странная ты. По одежде — свободная женщина, но где пряталась все это время? Город взят в кольцо. Из знати никому не удалось бежать.
— Да что вообще происходит?!
Пока незнакомка сквозь стиснутые зубы взволнованным, свистящим шепотом рассказывала о кровавом штурме города, Фани судорожно вспомнила, что знает об обычаях и нравах эллинского общества. В глупую голову лезли обрывки легенд, гротескные мозаики и отрывок стихов из «Метаморфоз» Овидия. Попробуй придумать правдоподобную историю, когда толком не знаешь, где ты и что происходит. Незнакомка продолжала дотошно изучать лицо, одежду, словно силясь признать, но не узнавала. Нахмурилась.
— Как зовут тебя?
— Ференика. — «Дай Бог с именем угадать» Тоскливо подумала про себя Фани.
— Ты не фиванка? — «Лучше не рисковать»
— Нет, — спартанка.
— Ври больше. Ференика — македонское имя. А по законам свободной Спарты, им не дозволено носить украшения и вычурные одеяния. А ты сама, как произведение искусства. Больше на гетеру похожа.
Фани обиженно засопела. С кем только в последнее время не сравнивали. С другой стороны «гетера» в древнем понимании, это далеко не синоним «легкого поведения», скорее «мудрая подруга». В Древней Греции жена рожала наследника, с наложницей делили ложе, а гетера услаждала слух пением, взор — танцами, а ум — красивой беседой.
— Я жила очень уединено. Не знаю даже, что происходит в стране.
— Где?
— В полисе. Почему вас атаковали? Война?
Фиванка грустно покачала головой.
— Новый македонский царь требует признать его общегреческим гегемоном?.
— А старый где? — Не вдаваясь в подробности, уточнила девушка.
— Откуда ты свалилась на мою голову?! Убили Филиппа! К власти пришел Александр. Вот видишь, как утверждает право на власть. Огнем и мечом.
— Какой Александр?
— Македонский.
Фани тихо охнула, пытаясь переварить услышанное. Уточнить эпоху стало жизненно необходимо.
— Хочешь сказать, это зверствует армия Александра Великого? — Блондинка стала позорно заикаться. Фиванка скептично поморщилась.
—Чего испугалась? Хуже все равно не будет. Мои почти все погибли. Отца уволокли. А он известный философ не только в Фивах.
— Как тебе удалось спастись?
— Сначала осталась жить от неожиданности. Слишком уж внезапно напали на великий город. В наш дом ворвались озверелые враги. Топтали, грабили, убивали. Не жалели никого. Безоружных людей, еще вчера уважаемых граждан, согнали в толпу, как стадо. Тех, кто отстали или не могли идти, нещадно колотили тупыми концами копий, остальных согнали за ограду, подобно овцам. Меня охватило оцепенение. Я спряталась под копной сена, благо никому не пришло в голову ее подпалить. Пару раз ткнули копьем, но жалостливые боги уберегли от увечий. Внезапный поворот судьбы для тех, кто вырос в почете и славе. — Девушка замолчала, зло стирая набежавшие слезы. — Я убила бы себя раньше, но хочу узнать, жив ли отец. Он добрейший человек во всей Элладе, если жив и в рабстве, стану портовой блудницей, воровкой, но наберу денег для того, что выкупить его. Только для этого и осталась жить.
Белая, как мел Фани, робко погладила девушку по плечу.
— Как тебя зовут?
— Харитина. — Сколько гордости прозвучало в красивом мелодичном имени. Приглушенные голоса, шаги, шелест. Фани вздрогнула, прислушиваясь. Показалось или…? Незаметно высунулась. Две громилы шарили в обозах.
Главный контингент македонской пехоты составляли дружинники — педзетайры. Они имели большой бронзовый щит, короткий меч с широким клинком, кинжал и сариссу. Носили каску аттического типа с небольшим гребнем, кирасу и поножи. Происходившие из одной местности, они образовывали отдельный «полк» — таксис, который мог выполнять специальные тактические и стратегические задачи. В пехоту входили так же гипасписты — воины низшего ранга, слуги дружинников, их оружие: меч и легкий щит (пелта). Именно их пришлось лицезреть. Видимо осмотр чужого имущества не принес желаемых результатов, так как до слуха девушек доносились приглушенные проклятия. Лицо Харитины почернело от бессильной злобы и жгучей ненависти.
— Проклятые собаки. Захлебнулись бы в невинной крови!
Воин, стоявший ближе, замер и настороженно обернулся. Подумал и знаком подозвал приятеля. Лицо финикийки приобрело зеленоватый оттенок. В отчаянии истово зашептала давнишний наговор от зла. Странно, но только теперь Фани сообразила, как легко понимает незнакомый ранее язык. Если на старофранцузский времен Филиппа Пуатье, делала скидку, то знание древних палеобалканских языков вызывало тревожное недоумение. Адаптационный дар мастеру пространства и времени? Вполне возможно.
Однако языковые изыски отвлекли от насущных проблем. Позже Фани могла только удивляться неожиданному эмоциональному ступору. Видимо мозг перенасыщенный впечатлениями, отказывался здраво воспринимать риск. И вскоре в полной мере ощутила опасность.
Горожанка мелко дрожала и жалась к плечу. Так загнанное животное интуитивно ищет укрытие. Иррационально страх заразил Фани. Блондинка постаралась успокоиться, стала глубоко дышать, концентрируя энергию в районе диафрагмы.
Возникшие из неоткуда воины опрокинули легкий воз. Сено рассыпалось, оставляя тучи мелкой крошки и пыли. Кашель буквально разорвал легкие. Глаза залепило трухой, ручьем потекли слезы. Горло царапало и першило. Дезориентация позволила с легкостью пленить девушек. Повалили, скрутив руки за спиной. Фани запуталась в собственной одежде. Браслет острым фрагментом немилосердно впился в кожу. Солдаты не ограничились пошлыми шутками и масляными взглядами. Жадные руки под одеждой привели в состояние дикого бешенства. Связанная ремнями, кусалась, лягалась, плевались, без устали ругаясь на всех языках. Не привыкший к тому, что забитые жены могут дать отпор, гипаспист в первую минуту отступил, но вскоре вросшие в кровь умения дали о себе знать. Да и товарищ поспешил на помощь. Получила пару увесистых оплеух и щитом по спине. Оглушенная повалилась на землю. Для острастки еще несколько раз приложили ножнами. Закаленные в боях наемники не церемонились. Оставалось только тихо скулить от боли.
Пугало то, что почти не чувствовала магические нити. Энергетические каналы тускло мерцали, приходилось изо всех сил напрягать внутренний взор, до боли концентрировать энергию в районе диафрагмы. Точно не ремни, а путы из антиматерии стягивают руки-ноги.
— Думал, только спартанок учат сражаться. — Вытирая со лба пот, уважительно произнес один из них.
— Не похожа на лакедемонянку. Посмотри, какая нежная кожа, дорогие украшения, взгляд госпожи, а не рабыни. Иностранка. Такой странный акцент.
— Кажется, знаю, что с ней делать! — Зловещий смех не предвещал ничего хорошего. Фани побилась лбом о землю. Виски прострелила паническая мысль: надеюсь, ее не принесут в жертву какому-нибудь Аресу?
— Золото сними. Только аккуратно — не рви уши.
— Слышала, ведьма? Дернешься — изуродую.
Подобная перспектива заставила покориться и даже не дышать. Воин быстро сорвал украшения, пренебрегая замочками. Довольно потряс добычей и сунул в мешок на поясе.
Фани забросили поперек трофейной лошади. Волосы упали на лицо, закрывая обзор. Но и того, что видела, хватило с лихвой.
Наперсницу по несчастью ждала более скорбная участь. Харитина не сопротивлялась насилию, лишь плотно закрыла глаза, кусала губы и беззвучно плакала. Почему-то это молчаливое отчаяние потрясло больше, чем множество смертей вокруг. Фани мелко дрожала от ужаса и бушующего в крови адреналина. Боли в немеющих конечностях не чувствовала, шок заглушил все. Усилием призвала нити силы, но те, словно в насмешку, проходили сквозь, залечивая ссадины, но не концентрировались на кончиках пальцев.
После того, как удовлетворили похоть, негодяи поволокли фиванку в неизвестном направлении. Блондинку ждала дорога. Висеть вниз головой на движущемся животном оказалось не самым приятным. Желчь подкатила к горлу, перед глазами плыло. Еще мгновение и потеряет сознание.
***
— Красотка, хоть и не фиванка! Юная, свежая, если б только не была солдатской добычей. — Обрадовался толстый, низенький с бегающими глазками торговец человеческим товаром. Гипаспист справедливо возмутился и даже пригрозил оружием. Торговец для вида согласился, но стало понятно — мнение не изменил. Толстые пальцы, унизанные перстнями, проверили гладкость кожи, упругость мышц, белизну зубов и шелковистость локонов. После тряски, равнодушная ко всем иным раздражителям, Фани не сопротивлялась. Хотелось лечь и умереть. Ее дважды стошнило, прежде чем толстяк опомнился и приказал чем-то отпоить. Зубы стучали о край круглой глиняной чаши, но девушка жадно пила тепловатую влагу. Позже поняла: в воду добавили какое-то притупляющее сознание зелье. Наспех умыли, смазали маслом с резким запахом и крепко привязали к столбу, как скотину. Благо под навесом, ибо палящее солнце не должно повредить тонкую холеную кожу.
Торговец стал громко зазывать покупателей. Фани почувствовала, как подгибаются колени. Медленно осела. Перед глазами плясали черные точки. Паника накрыла с головой, хотелось вывернуться, выдернуть руки, не замечая кровавых ссадин. Только вялое тело не слушалось. Сложно сжать ладонь в кулак, поднять голову, под веки точно насыпали песок.
Постепенно вокруг прекрасной невольницы собралась внушительная толпа. Цена на Фани росла с умопомрачительной быстротой. Алчный торговец только руки потирал, стимулируя ажиотаж, сдернул с девушки последний покров, та успели лишь придушенно пискнуть и крепко зажмурилась. Такого и в страшном сне не привидеться. Восхищенный вдох пробежал над площадью.
«Похотливые сволочи»
Торговец не переставал расхваливать «товар».
— Само кротость и доброта. Ласковая, покорная кошечка, будет нежно преданна своему хозяину. Ее голос подобен журчанию источника в жаркий полдень, она прекрасно поет и декламирует. Знает речи многих философов.
«Вот загнул. Из философов помню только Ницше и то, что человек человеку — волк»
Голоса звучали все громче, цена перебивала цену.
Вдруг наступила мертвая тишина. Минута, другая. Рискнула открыть глаза. Перед ней стоял интересный юноша лет двадцати не больше. Сложив руки на груди и чуть наклонив голову влево, демонстративно изучал ее. Так смотрит художник на полотно или мастер на скульптуру. Впервые Фани в полной мере ощутила, что такое «рабство». Когда ты не ты, а предмет купли-продажи. Оторопь пробирает до костей. Испуганно оглянувшись, девушка вернула неизвестному пристальный взгляд. Пурпурная туника натолкнула на мысль, что «покупатель» не простой смертный, а элита. Светлокожий рыжеватый блондин. Белизна кожи такова, что местами переходила в красноту, особенно на груди и на лице. Выше среднего роста, без тяжеловесной мускулатуры. Интересное лицо, не красавец в классическом понимании, скорее хитрец. В глазах светилось неукротимое пламя. Позади сурового незнакомца распахнулись златые врата. В пульсирующей середине материализовался «круг существования», разделенный на две части S-образной кривой: темную и светлую. Врата пульсировали невиданной мощью, тьма сменялась светом, а свет — тьмой. Наблюдать за сбалансированной динамикой противоположных сил можно бесконечно. Перед внутренним взором вспыхнула пламенем золотая нить. Языки тянулись к вратам. Незримый поток силы окутывала молодого человека с ног до головы. Еще один ключ. Последняя надежда открыть врата в родной мир, привычное измерение.
Вот только нет свободы передвижения, нет возможности поговорить, удержать.
«Боже, за что?!»
— И что ты думаешь? — Обратился юноша к одному из сопровождающих. Тот оказался тонким в кости, почти изящным курчавым брюнетом. Подошел ближе изучил лицо, линию шеи и плеч с восхищением медленно опустил глаза.
Фани вспыхнула. От стыда закружилась голова, пересохло во рту. Сковало мерзостное ощущение беспомощности. Что если выхода нет, и она навсегда останется в незнакомом городе, среди неизвестных порой жестоких людей… рабой?
— Не поверил бы, если б не увидел собственными глазами. А ты говорил: критяне всегда врут.
— Это не я говорил, а Гефестион.
Блондин ухмыльнулся и бросил в сторону.
— Последняя цена?
— Сорок мин.? — Угодливо, но все же с ноткой опасения ответил толстяк. На всякий случай отступил и тихо предложил: — Могу сбросить.
В толпе послышался изумленный шепот. Торг столь оживленным, что на цену никто не обращал внимание. А она выросла воистину до небес.
— Неарх, забери девушку. Я покупаю ее.
Фани не стала сопротивляться. Логичнее вцепиться в ключ, как в спасательный круг. Даст Бог не бросит на растерзание львам.
Ее живо отвязали, смазали натертые руки пахучей мазью и перевязали чистой тряпицей. Чужие руки накинули на плечи пеплос: женскую верхнюю одежду из легкой ткани в складках, без рукавов достигавшую земли, оставлявшую один бок открытым.
Девушка облегчено вздохнула, все же древнегреческий «эксгибиционизм» претил. Неарх, или как там его зовут, весело подмигнув, подхватил на руки, точно сама ходить не умела. Так и отнес к лошади. Фани почувствовала, как тошнота стремительно возвращается. Благо усадил нормально, хоть привычного седла и не было. Парень легко запрыгнул позади нее и приобняв, разобрал повод. Девушка приуныла, неужто суждено, чтобы все мимо проходящие лапали и многозначительно усмехались?
— Кто ты?
— Рабыня. — Тоскливо представилась.
— О, какая гордыня. — Расхохотавшись, чмокнул в открытое плечо. Ты не фиванка?
— Почему нет? — Местные дамы сугубо брюнетки или на лбу имеется знак отличия? Почему ни у кого не возникает сомнений, что она чужестранка?
— Говор непривычный, а у меня идеальный слух. — Ответил на невысказанный вопрос Неарх. — Как ты очутилась в Семивратных Фивах?
— Самой интересно. Ничего не помню. Очнулась в одном из домов. Вышла на улицу и сразу попала в переплет.
Парень нахмурился. Чтобы не интриговать боле, чем нужно, Фани поспешила спросить, что вообще происходит, отчего полис штурмовали. Неарх не стал лукавить. Говорил, как пел:
— Просочились сплетни, что Александра нет в живых. Фивы живо провозгласили независимость. Пришлось македонскому войску наглядно демонстрировать мощь и величие владыки.
— Но разве стоила банальная ошибка стольких смертей?
— Это не ошибка. Македонское войско разбило у Фив лагерь, чтобы исчезли сомнения: Александр жив и правит по-прежнему. Оставалось решить вопрос – вести переговоры или сражаться. У горожан было чудесное дипломатическое объяснение, оправдывающее их поведение. Если бы Александр действительно погиб (как они думали), тогда договор о союзе потерял бы силу (поскольку владыка не оставил никаких распоряжений), отсюда провозглашение независимости вполне законно. Прояви жители добрую волю, подтвердив верность Александру — эта история была бы забыта. Однако фиванцы проявили неожиданное упорство. Вместо того чтобы, начать переговоры, совершили вылазку, во время которой погибло несколько македонских воинов. Александр на другой день обошел город с юга и занял позицию у Ворот Электры, по дороге на Афины. При первом появлении войска правительство Фив приняло решение, единогласно одобренное народным собранием: сражаться. Позже многие высказались за то, чтобы начать переговоры. Однако зачинщики не терпели компромиссов. Они не собирались сдаваться без борьбы. Взбешенный неповиновением Александр решил «разрушить город до основания. Но прежде сделал последнее заявление. Все желающие могли перейти на его сторону, чтобы «жить в мире внутри Эллинского союза». В случае выдачи двух главных зачинщиков восстания остальные получали помилование. Ответ фиванцев был нарочито вызывающим, и это решило их судьбу. С самой высокой башни в Фивах герольд объявил, что они согласятся на переговоры, если македоняне прежде выдадут Антипатра и Филота, провозгласил, что все, кто хочет, могут прийти и присоединиться к великому царю Персии и Фивам в борьбе за освобождение Греции от тирана. Подобными заявлениями, да еще с упоминанием возможного союза с Персией, фиванцы жаждали смутить льва. Тот пришел в неописуемую ярость и поклялся, что будет до конца преследовать фиванцев и покарает их страшной карой. И как обычно, сдержал слово. Осадные машины пробили бреши в палисадах. Горожане отчаянно бились вне стен города и стали теснить македонян, даже когда царь пустил в ход свои резервы. Но в решающий момент Александр заметил, что стражи оставили боковые ворота, и послал отряд во главе с Пердиккой внутрь крепости, чтобы иметь дело с осажденным гарнизоном. Тот блестяще выполнил задачу, несмотря на то, что сам был тяжело ранен. Как только фиванцы узнали, что враг проник за городские стены — пали духом. После контратаки обратились в бегство. За этим последовали уличные бои, превратившиеся в резню. Свидетельницей, которой ты стала.
— Но женщины, дети, старики. Это слишком жестоко!
— Александр восстановил порядок. Издал приказ, запрещающий убийства фиванских граждан. Они будут проданы в рабство. — Македонская казна очень нуждается в деньгах. Добавил про себя Неарх. — Обе стороны похоронили павших. Александр отправился на заседание Совета союза, где решили: «разрушить город, продать в рабство пленных, объявить вне закона изгнанников во всей Греции, а так же не разрешать никому из греков предоставлять им убежище». Город Эдипа и Тезея должен быть стерт с лица земли. В этом есть великая справедливость.
Девушка тактично удержалась от язвительных комментариев. Помолчав, нерешительно спросила:
— Могу узнать о судьбе двоих фиванцев? Случайно познакомилась с дочерью местного философа Харитиной.
Пристальный взгляд. Секундное раздумье и решительный кивок.
— Сделаю.
Фани благодарно кивнула, но изнутри грыз червячок сомнения. Что значит такая покладистость? Где логика? И что ждет впереди?
---------------------
1 Гегемон (греч. «вожатый, проводник, руководитель, наставник») — лицо, государство или общественный класс, осуществляющие гегемонию.Исторически термин использовался для обозначения звания руководителя или военачальника, наместника, реже — императора. На Втором Коринфском конгрессе Александр Македонский был провозглашен гегемоном Коринфского союза. В Новом Завете прокуратор Иудеи Понтий Пилат называется титулом гегемон (игемон).
2 Период между Пелопоннесской войной (434-404 гг. до н. э.) и завоеваниями Александра Македонского (334-325 гг. до н. э.) в Древней Греции рабы-ремесленники стоили 3-4 мины, руководители мастерских ("менеджеры" античного производства) - 5-6 мин, рабы, обладающие выдающимися способностями или знаниями, - 10-15 мин, а самые красивые наложницы или танцовщицы - 20-30 мин.
В Древней Греции 6 оболов = 1 драхме, 100 драхм = 1 мине, а 60 мин = 1 таланту.
@темы: "роман", "проза", "Маска"
Наследный принц. Часть 2
